(3)
Но и это ещё не всё. При исследовании трупов 4 и 8 марта присутствовал прокурор области Н.И. Клинов лично. Прежде всего, на всех этих актах стоит его подпись. Но в те годы прокуроры области никогда не выезжали на подобные исследования, и уж тем более в самый отдалённый город области. А теперь попробуем просуммировать странности в этот период. В его присутствии появляются копии актов судебно-медицинских заключений сомнительного происхождения, да ещё со странностями в заключениях. 5 марта В.И. Темпалов составляет протокол, содержащий заведомую ложность, и делает в нём откровенный ляп. 6 марта появляется подобный протокол, составленный Л.М. Чудиновым. К этому надо добавить отсутствие метеосводок в деле. Это ведь не акты экспертиз, в случае необходимости можно было и вторые результаты запросить. Да и метеосводки обязательно были получены в начале марта. Ведь и в деле сказано о необходимости такого запроса в радиограмме от 27 февраля (ЛД №152). Заодно добавим чудесное исчезновение данных с метеостанции Чердыня за это время.
Несколько странных событий, произошедших почти в одно время, почти в одном месте и имеющих отношение к одному уголовному делу, должны быть обязательно связаны между собой. И такая связь определяется, это прокурор области Н.И. Клинов, которому, естественно, было поручено более высоким начальством весьма ответственное задание. Как мы уже говорили в предыдущей статье, что кому-то важно было установление ложных выводов и отведение подозрения от истинных причин гибели группы Дятлова. А потому и получается, что Н.И. Клинову поручили, что бы он добился от судмедэксперта «правильного» для заказчиков заключения и получения «нужных» свидетельств о погоде взамен «неправильных» метеосводок. И такое задание как раз соответствует уровню прокурора области. То есть нужен был решительный человек, наделённый определённой властью.
И ещё насчёт актов судебно-медицинского исследования. Столь странное их оформление говорит о том, что обязательно были акты, оформленные полностью по закону, но они сейчас находятся в другом месте. И это первое доказательство существования второго дела, полученное в этой статье. Ведь если бы задачей следствия было бы просто списать гибель туристов на погоду, то поверьте, акты судебно-медицинского исследования имели бы надлежащий вид. Как и многие другие документы, о которых пойдёт далее речь. Причём нет сомнений, что для второго дела были не только поставлены правильные печати, но и написаны правильные заключения тем же самым судмедэкспертом Б.А. Возрождённым, а может, что-то ещё было добавлено и в описательной части. Ведь именно он исследовал тела погибших, и никакого повторного исследования не было. А вот наличие левых печатей и всех подписей на мартовских актах говорит о том, что сначала были созданы эти странные копии и только потом оригиналы актов, для передачи их в другое дело.
Странные акты судебно-медицинского исследования, являются всего лишь одной из странностей в имеющемся уголовном деле, которых там с избытком. В имеющемся деле осталось множество никем не решённых и никем не определённых моментов. И по многим другим показателям это уголовное дело очень не похоже на многие другие уголовные дела. Об этом уже было кое-что сказано, и далее ещё пойдёт речь в этой статье. И самое интересное, это разбивка на два уголовных дела, для которых и задачи должны быть разными, чтобы не бороться друг с другом, а дополнять друг друга. Но прежде чем разобрать структуру такого тандема дел, рассмотрим сначала самое важное доказательство существования второго дела.
Таким доказательством я считаю пребывание прокурора-криминалиста Л.Н. Иванова в марте на месте трагедии. А потому выделю ему немало места в статье. Для начала разберём, что сказано об его пребывании в имеющемся деле. Из показаний С.Н. Согрина (ЛД №332): Первого марта я, Аксельрод, Типикин, Иванов Л.Н. были высажены на место аварии. Ещё на следующий день, 2 марта, Л.Н. Иванов составляет на месте протокол осмотра лабаза (ЛД №8). Данный протокол составлялся в палатке поисковиков, об этом говорит тот факт, что составлен он на вырванном из тетради листочке. Находясь в помещении прокуратуры, или в другом офисном помещении, так бы он делать, не стал. Так как в нормальных условиях подобные документы составлялись на бланках, или, в крайнем случае, на стандартных листах. В данном же случае и размер, и характерная разлинованность говорят о том, что это именно вырванный из тетради листок. Таким образом, в деле есть подтверждения пребывания Л.Н. Иванова на месте трагедии 1 и 2 марта.
Есть ещё и видео-свидетельства о его пребывании там же в том же марте. М.А. Аксельрод в фильме ТАУ «Тайна перевала Дятлова» на 41 минуте, рассказывая о поисках, сказал следующее: Среди нас был прокурор по спецделам Свердловской прокуратуры Л.Н. Иванов. Спал с ним в одном мешке. Это интервью Моисей Абрамович давал, будучи смертельно больным человеком, которому хотелось высказаться перед смертью. Поэтому сомневаться в его правдивости насчёт Иванова не приходится. То есть Л.Н. Иванов находился там, не выезжая какое-то время. Сколько, правда, неизвестно, но 4 марта он уже присутствовал на судебно-медицинском исследовании в Ивделе.
О втором мартовском приезде на место трагедии Л.Н. Иванова свидетельствует П.И. Бартоломей. Об этом он не раз говорил, а последняя запись с 59-летия трагедии выложена на форуме «Тайна ли» в разделе «Общественный фонд «Памяти группы Дятлова». В его свидетельствах тоже не приходится сомневаться. Изложу их кратко: 6 марта их группа прибыла в Ивдель, где у него был разговор с Ивановым. На следующий день вылетели вместе с ним на Перевал. 3 дня они жили вместе с другими поисковиками. В последний день пребывания Иванова за ним прилетел вертолёт перед их окончанием поисковых работ. Нет, П.И. Бартоломей, конечно, за давностью лет может путать какие-то даты, но не сам факт пребывания Иванова, тем более, если некоторые разговоры с ним помнит достаточно хорошо. Только вот информация, пришедшая к нему от кого-то, о вылете Л.Н. Иванова в Москву явно неверная. Так как дочь Иванова Александра Львовна уверенно заявляет, что ни в какую Москву в это время её отец не летал и не ездил.
Получается, Л.Н. Иванов дважды, как минимум каждый раз с одной ночевкой, был на месте гибели туристов после составления протокола Темпаловым 28 февраля. Он вполне мог в это время проводить описание места происшествия, но ведь не только мог, но и обязан был выполнять свои прямые обязанности. А для начала посмотрим, как само следствие до него описало состояние кедра, костра и следов. Из протокола осмотра места происшествия от 27 февраля (ЛД №3 оборот): Около кедра в 2-2,5 метрах обломаны сухие сучья, сучья обломаны и на самом кедре. Под кедром в ямке обнаружены следы от костра, о чём свидетельствуют полуобгоревшие сучья. И на этом всё, о следах вообще ни слова. То есть работы, получается, непочатый край, она, можно сказать, ещё даже и не начиналась. В протоколе от 27 февраля главное внимание было уделено описанию трупов, их положению, одежде и т.д. Так как трупы нужно было эвакуировать. Перечисляются ещё найденные на тот момент вещи в районе кедра, но описаний места происшествия нет.
Есть показания, что Л.Н. Иванов присутствовал при разборе палатки, который проводился 28 февраля. Из показаний В.А. Лебедева (ЛД №314 оборот): На следующий день, утром, в присутствии тов. Иванова, все вещи из палатки были извлечены. Иванов стал на поисках почти своим человеком, поэтому Лебедев его не мог перепутать с кем-то другим. Например, с Коротаевым, который с его слов, был и 27, и 28 на месте трагедии и тоже занимался разбором палатки, а потом ещё делал с Ю.Е. Яровым фотографии с палаткой из своего фотоаппарата. А потому можно говорить о том, что В.И. Темпалов знал, что Л.Н. Иванов вновь поедет на место происшествия и будет проводить необходимые описания, а потому и не переживал, как руководитель следствия на тот момент, что работа по описанию места происшествия будет выполнена.
Есть в деле протокол осмотра лабаза (ЛД №8), сделанный самим Л.Н. Ивановым. Однако много времени он на него потратить не мог, так как даже не искал его. Из показаний Б.Е. Слобцова (ЛД №300): Теперь точно не помню, но 28 февраля или 1 марта с/г я, Брусницын и Лебедев в верховьях реки Ауспии нашли лабаз группы Дятлова. Но это, конечно, было 2 марта, так как этим числом датируется данный протокол, и об этом числе есть описание в радиограмме (ЛД №300). Поэтому времени у Л.Н. Иванова было более чем достаточно для проведения обследований на месте. Однако таких протоколов от него в деле нет. Но чем же он тогда там занимался? Ведь он приехал на место гибели 9 человек не в качестве туриста, а в качестве прокурора-криминалиста, занимающегося этим делом. А потому он был обязан проводить обследования с составлением протоколов. Например, сотрудники ГБДД, выезжая на ДТП со смертельным исходом, обязательно будут составлять документы. И точно такая же ситуация была и в этом случае.
Однако кое-какие описания места происшествия мы сейчас знаем из дела. Но все эти описания были получены во время допросов свидетелей по их воспоминаниям. В том числе и В.И. Темпалов 18 апреля вспоминал о следах на месте происшествия в качестве свидетеля. Ситуация весьма странная получилась, изучение следствием места гибели 9 человек велось не с помощью прокурора-криминалиста, который несколько дней пробыл на Перевале и мог воочию всё описывать, а за счёт воспоминаний свидетелей. Причём первый допрос на эту тему был проведён самим Л.Н. Ивановым, 10 марта был допрошен им Е.П. Масленников. Потом 11 марта А.А. Чернышёв. Позже проводились ещё допросы на эту тему, и не только Ивановым.
А теперь попробуем рассчитать, когда и сколько дней было второе мартовское пребывание Л.Н. Иванова на месте трагедии. 7 марта он не мог вылететь, так как по документам в этот день он заканчивал осмотр вещей, доставленных с места происшествия. А 8 марта присутствовал на судебно-медицинском исследовании. Но и проводить допросы о месте происшествия, до своего вылета на место трагедии, не имело бы никакого смысла. Поэтому остаётся 9 марта. 9 марта вернулись последние поисковики из первого потока. Об этом свидетельствует Г.В. Атманаки (ЛД №220): 9 марта в составе группы туристов был эвакуирован из лагеря. И ещё. На 49-е годовщине трагедии П.И. Бартоломей сказал, что точных дат не помнит, но знает, что пребывание их потока на месте трагедии составляло 16 дней. На этой же конференции было высказывание В.Г. Якименко, что прибытие на место трагедии третьего потока, в котором он участвовал, было 25 марта. То есть с 9 марта как раз 16 дней и получается между первым и третьим потоками.
Таким образом, длительность второго пребывания Л.Н. Иванова составляла два неполных дня. Однако двух пребываний вполне бы хватило на проведение подробных исследований с составлением протоколов. А потому нет никаких сомнений в том, что протоколы были составлены. Но по прибытии Иванова 10 марта в Ивдель кто-то изъял их у него. И с этого момента данные протоколы перестали существовать в имеющемся деле. В то же время допрос Масленникова проходил в Ивделе, значит, они оба были ещё в командировке. А потому даже поздний час нисколько не мешал Л.Н. Иванову начать сбор информации о месте происшествия из показаний свидетелей, начиная с допроса Е.П. Масленникова. Причём во всех таких показаниях информация приводится без какой-либо серьёзной детализации, поэтому все такие протоколы имеют реальный вид воспоминаний.
В данном случае получается, что имеющемуся делу не нужны были ни протоколы, ни показания с каким-либо детальным описанием. Этому делу вполне хватало примерных и общих описаний. А из этого следует только одно, что поставленная задача при возбуждении уголовного дела (по выявлению причин смерти гибели указанных лиц) была уже кем-то снята. Однако протоколы были изъяты, а это значит, что данная задача всё же оставалась, но только для другого дела. Причём именно для уголовного дела, так как для любого другого типа расследования достаточно было или копий протоколов, или ответов на запросы. И это главное доказательство существования другого (основного) дела.
Осталось сделать некоторые уточнения по данному вопросу. Кто мог изъять протоколы? Скорее всего, кто-то из своих для передачи кому надо в Свердловске. Когда Иванов узнал, что у него будут изъяты протоколы? На этот вопрос точного ответа нет. Возможно, что при изъятии протоколов, то есть 10 марта. Но вполне вероятно, что перед выездом 1 марта. Так как в данном случае он получал бы соответственные инструкции, что делать, если что. Да и подписать протоколы для него было кому. Е.П. Масленников расписывался во всех протоколах. К тому же он, и ещё Ю.Е. Яровой, дали подписки 14 мая о неразглашении (ЛНП №4 и 5). А двух понятых всегда было достаточно.
Таким образом, мы получили уже два доказательства, что параллельно с имеющимся делом было ещё и другое дело. Причём оба доказательства показывают, что задача установления причин гибели людей была быстро снята с имеющегося дела. В только что разобранном случае имеющееся уголовное дело совсем не нуждалось в детальном описании места происшествия. А в предыдущем случае выявлена попытка списать гибель на замерзание, мороз и ветер. В тоже время важные акты и протоколы ушли в другое дело, поэтому задача выяснения причин гибели туристов перешла именно к нему. Выяснилось и ещё одно важное обстоятельство, что следователи основного дела сами на место происшествия не выезжали, в марте за них это делал Л.Н. Иванов. Получается, следственная группа основного дела, не имела желания засветиться, или у них было такое указание. Считаю, что правильным будет именно второе.
Появление второго уголовного дела и попытка списания причин гибели на то, что явно не соответствовало действительности, говорит о том, что кем-то было принято решение скрыть истинные причины трагедии. А тот факт, что областная прокуратура неукоснительно выполняла чьи-то распоряжения, часть из которых была явно незаконного характера, причём включая самого прокурора области, говорит о том, что заказчики всего этого имели высокие государственные посты. А это значит, что за причинами гибели группы Дятлова стояла какая-то серьёзная государственная тайна на тот момент. Соответственно, вести расследование таких дел могли только специальные люди одной из спецпрокуратур. Прошу только не путать с природоохранными прокурорами и с прокуратурами, следящими за соблюдением законов в исправительных учреждениях. В тоже время, как я понимаю, чтобы какой-нибудь странный случай не смог никак повлиять на тот государственный секрет, было принято решение о создании своеобразного тандема уголовных дел, при обязательном разделении функций между двумя следственными группами.
Второму делу, как я понимаю, был поручен общий разбор обстоятельств, в том числе и тех, которые непосредственно касаются государственной тайны. Задачи того дела, которое нам известно, заключались, если можно так сказать, в черновой работе. Прежде всего, прикрывать само существование второго дела, показывая, что следствие ведётся именно в том деле, которое сейчас нам известно. Поэтому это дело можно назвать делом прикрытия, а дело, находящееся в производстве спецпрокуратуры, основным делом. У дела прикрытия были и дополнительные задачи, например ради сохранения государственной тайны, перевести стрелки на что-то иное, то есть собрать доказательства, что якобы туристы погибли от каких-то обычных природных явлений. Кроме того, собирать необходимый материал для основного дела, оставляя следователей основного дела незамеченными, и контролировать настроение народа по этому делу. В общем-то, почти все основные задачи перечислил, а о некоторых деталях и более подробно будет сказано в следующей статье.
Однако для нормального функционирования подобного тандема дел необходима координация и контроль. Свердловская прокуратура подчинялась прокуратуре РСФСР, а спецпрокуратуры через соответствующее управление прокуратуре СССР, значит, эти организации и должны были взять на себя обе функции. Да и сейчас есть подтверждения высокой заинтересованности в работе дела прикрытия обеих прокуратур, и РСФСР, и СССР. Кроме того, деятельность дела прикрытия контролировалась ещё и руководством обкома, так сказать, непосредственно на месте, и об этом есть немало свидетельств. Думаю, после такого разбора будет легче воспринимать другие доказательства существования основного дела.
Но прежде чем перейти к дальнейшему разбору документов, хочется сказать о свидетельстве Е.Ф. Окишева. Он говорил, что вместе с Л.Н. Ивановым выезжал на место трагедии, уже после завершения дела прикрытия, и проводил вместе с ним там какие-то работы для основного дела. Кстати, наиболее важные свидетельства Е.Ф. Окишев сказал только Л.Г. Прошкину. Если будет нужно, то Леонид Георгиевич сам озвучит их. И ещё в статье, написанной самим Л.Н. Ивановым, есть его высказывание о дополнительном выезде в мае с Е.П. Масленниковым. Последний факт, хоть и обнаружен в газетной статье, но он высказан в пользу того, что помощь основному делу со стороны следователей дела прикрытия была явно не разовой.
Теперь рассмотрим вопрос, каких документов нет в деле прикрытия, но о которых есть упоминания в нём самом. Как уже было сказано, в нём нет метеосводок, актов химических и части гистологических исследований. Метеосводки обязательно получили, и исследования эти тоже были проведены, раз в актах у всех записано, что частицы их органов взяты для подобных исследований. Но скорее всего, результаты этих исследований, и уж тем более метеосводки, делу прикрытия были не нужны, так как мешали выполнению его задач. Зато основному делу, где определялась правда, они бы обязательно понадобились.
Далее о тех документах, о которых говорил В.И. Коротаев. Он, прежде всего, был возмущён отсутствием в деле постановлений о назначении судебно-медицинских исследований, которые должны быть в уголовном деле обязательно. Схожая ситуация и с ответом на запрос о побегах, где было сказано, что никаких побегов не было. Ни такие постановления, ни ответ об отсутствии побегов задачам дела прикрытия, в отличие от метеосводок и актов, о которых сказано в предыдущем абзаце, навредить делу прикрытия никак не могли. Ведь в постановлении ничего важного быть не могло, а над версией с беглыми заключёнными следствие дела прикрытия не работало. Зато такие постановления основному делу для полного сбора документов были очень важны. Причём они имеют особую важность исключительно для уголовного дела, а их отсутствие это ещё один факт, доказывающий существование основного дела. Где они и должны сейчас храниться, наверное, вместе с информацией об отсутствии побегов.
Далее рассмотрим ряд документов на вопрос того, что они могут сказать о существовании основного дела. Начнём с протоколов обследований в деле прикрытия. Таких документов в деле 4. Протокол места обнаружения стоянки находится в деле в виде копии (ЛД №2). И эта единственная копия в деле, на которой есть следующая запись: копия верна. Конечно, можно предположить, что оригинал находится в основном деле. Но только такой вывод вызывает сомнения. Дело в том, что оригинал протокола осмотра места происшествия находится в деле прикрытия, а ведь он более важный, чем протокол осмотра вещей в палатке. Тем более, что при описании палатки некоторые важные моменты были упущены, и мы их узнаём из протоколов показаний свидетелей. А в протоколе осмотра места происшествия описано расположение трупов, и такую информацию больше неоткуда было взять, так как вскоре трупы были эвакуированы.
Опять же, многие протоколы составлены на вырванных из тетради листочках. Думаю именно такой вид и не устроил следователей основного дела. А потому они вполне могли запросить копии вместо нестандартных оригиналов. И, наверное, состояние протокола осмотра места обнаружения стоянки не устроило даже само дело прикрытия, а потому его могли заменить копией. Ведь количество копий не определяется законом, в отличие от оригиналов документов, и их делают по мере необходимости, но только при необходимости. Да и некоторые копии, как положено, находятся в наблюдательном производстве. А вот майский протокол осмотра в деле представлен и оригиналом, и копией. Думаю, основному делу на выбор было предложено два варианта копий с оригиналом, а оставшиеся документы приобщили к делу прикрытия.