Краткий экскурс завершён, но прежде чем перейти к доказательствам существования второго дела, я предлагаю избавиться от пары доказательств, которые, с моей точки зрения, являются неверными, да и необходимость в которых уже давно отпала вследствие получения более серьёзных доказательств. Многие годы высказывалось предположение, что основное дело имело следующий номер 3/2518-59. Некая более поздняя вариация, что это номер наблюдательного производства. И действительно, на телеграмме от В.И. Теребилова имеется такой номер (ЛНП №43), подчёркнутый мною для наглядности.

       Но кроме номера мы видим ещё резолюцию Иванову «Надо высылать дело» и дату регистрации телеграммы, 10 июня. Телеграмма адресована именно прокуратуре Свердловской области. Да и резолюция Иванову говорит о том, что прокуратуру СССР в этой телеграмме интересует решение, принятое по делу, которое находилось в производстве областной прокуратуры, и у которого номера не было. Но что означает в тексте номер 3/2518-59, попробую это объяснить. Дело в том, что этот номер есть ещё в одном документе. Вот этот документ (ЛНП №58).

         Перед нами явно не бланк телеграммы, а письмо. В то же время, документы, требующие ответа, регистрируются в обязательном порядке в государственных учреждениях любого уровня, причём как в отправляющей документ организации, так и в получающей его организации. Бланк телеграммы создаётся на месте её получения, поэтому на ней и не стоит исходящий номер регистрации, но на письме-то он должен быть обязательно. При этом, по правилам, исходящие номера должны иметь больше символов, чем входящие. То, что касается входящих номеров телеграммы и письма, на обоих документах стоит один и тот же штамп для регистрации. Бланк письма имеет типографский штамп, под которым не разлиновано место для указания номера и даты регистрации. Зато такое место есть в правой верхней части, где и указано 11 мая 1959г. № 3/2518-59г. То есть нет никакого сомнения, что это именно номер с указанием даты обязательной исходящей регистрации. Другого номера исходящей регистрации просто нет. Получается, прокуратура СССР использовала такие бланки для писем.

         Не считаю, что в этом случае речь идёт о каком-то чудесном совпадении номеров. Да и нет никаких признаков, что номер 3/2518-59 принадлежит ещё какому-либо иному документу, кроме письма. Но зачем же он указан в телеграмме? Ответ на этот вопрос есть в письме из прокуратуры РСФСР под исходящим номером (ЛНП №59): При ответе ссылаться на н/№ и дату. Поэтому в телеграмме В.И. Теребилов указал номер письма с первоначальным запросом, сделанным также из прокуратуры СССР. Ведь обе прокуратуры, и СССР, и РСФСР, были немаленькими организациями, соответственно, указание номера первоначального письма облегчало и ускоряло распределение корреспонденции. Есть ещё подобная запись в письме из Челябинска-40 под исх. № 34/584 от 24 апреля (ЛНП №49): Прошу Вас ускорить ответ на наш номер 34/466 от 31 марта. То есть указание номера первоначального письма не было чем-то странным. Но самое главное, если будет получен сейчас ответ из следственного комитета, что уголовного дела под таким номером не существует, то кому от этого лучше будет?

          Вторым, выдвинутым ранее доказательством, от которого тоже стоит отказаться, является дата 6 февраля, на основании которой делались выводы о существовании второго дела, раз именно эта дата стоит на обложке имеющегося дела, и есть документ, датированный именно этим числом. В то же время на постановлении о возбуждении дела стоит дата 26 февраля (ЛД №1в), а на постановлении о продлении дела утверждается уже другая дата возбуждения дела, 28 февраля (ЛД №340).

        Прежде чем говорить о 6 февраля, разберёмся с реальной датой возобновления имеющегося дела. Дата 26 февраля, естественно, указана задним числом, так как в постановлении говорится об обнаружении трупов, найденных только 27 февраля. Причём, как заметил В.Д. Анкудинов, постановление хоть и написано прокурором города Ивдель, но на бланке областной прокуратуры. Этому есть вполне реальное объяснение в телеграмме, найденной корреспондентами «Комсомольской правды». Дело в том, что Анисимова 26 февраля в 22 часа по московскому времени отправила телеграмму Н.С. Хрущёву, содержащую жалобу на областные организации, что они до сих пор не приняли эффективных мер. В данном случае получается, что возобновление дела было как бы до телеграммы Анисимовой, которая, по сути, была на стыке дат по уральскому времени. Однако этот факт касается именно даты и, скорее всего, не мог быть определяющим для возбуждения дела. А через два месяца жалоба Анисимовой уже не была актуальной, и в постановлении о продлении срока указали реальную дату, 28 февраля.

         Как мы видим, никаких упоминаний прокуратуры о 6 февраля нет, да и протокол, датируемый 6 февраля, составлен капитаном милиции Л.М. Чудиновым (ЛД №48). Сама же дата 6 февраля на обложке дела поставлена работниками областного архива, и в этом нет сомнений. При этом они руководствовались своим правилом указывать в таком случае дату первого документа, хотя постановление о возбуждении дела датируется совсем иным числом. Но всё же стоит разобраться, когда именно Л.М. Чудинов проводил допрос В.А. Попова, 6 февраля или 6 марта. И есть ли вообще подтверждения о 6 февраля.

            Надо ещё сказать, что на этом странности от работников областного архива не заканчиваются. Они ещё наблюдательное производство назвали вторым томом уголовного дела. Хотя наблюдательное производство не считается частью уголовного дела, а является самостоятельным, для которого определён свой перечень документов. Естественно, сотрудники прокуратуры, знающие это, не могли назвать его вторым томом дела. А вот работники областного архива, получив материалы для хранения, сделали их упорядочение на свой лад.

           Милицейский бланк, на котором составлен интересующий нас протокол, тоже ничего особенного не говорит. Такие бланки есть ещё в имеющемся деле. Л.Н. Иванов 12 марта оформляет допрос на милицейском бланке (ЛД №94). А В.И. Темпалов 7 апреля для протоколов допросов использует сразу 4 милицейских бланка (ЛД №264, 265, 266, 267). Да и А.Ф. Кузминых, тоже проводивший допрос 6 марта в Вижае (ЛД №44), вполне мог передать Л.М. Чудинову бланки прокуратуры, для оформления последующих протоколов допросов 7 марта.

        Ещё важный момент. 6 февраля было задолго до возбуждения имеющегося дела. А это значит, что должен быть документ, на основании которого Чудинов допрашивал бы Попова. Но такого документа в имеющемся деле нет. Кроме того, 6 февраля В.А. Попов описывает ветра как чрезвычайное природное явление, произошедшее в первых числах февраля. Получается, только что было столь необычное явление, но в каких числах, уже забылись. Хотя, как правило, люди помнят, когда происходили чрезвычайно редкие природные явления, и уж в течение нескольких дней точно.

            Но и чрезвычайно редкие ветра сопровождаются чрезвычайно редкими явлениями. Лично я сам был свидетелем таких ветров летом 1993 года. И до сих пор иногда рассказываю людям о сорванных крышах с небольших строений, о полосах вырванного с корнями хвойного леса, о мотающихся высоких лиственных деревьях, задевавших землю с обеих сторон, сперва под воздействием ветра, а потом при накапливании пружинных свойств, и о многом другом. Теперь сравним мои свидетельства с показаниями В.А. Попова, описавшего увиденные им чрезвычайные явления, которые были результатом его чрезвычайных ветров. А именно ветер поднимал массу снега и наносил сугробы, а на открытых местах были занесены дороги. И всё, больше ничего странного он не заметил. То есть сугробы и заметённые дороги, по мнению Попова, являются чрезвычайно редким явлением для Северного Урала. Думаю, читатель сам сможет сделать вывод.

          Какая необходимость в таких показаниях была для основного дела, дату возбуждения которого мы пока не знаем? Ведь если есть два дела, связанных с одним происшествием, то в одном из них точно должна устанавливаться истина. Зато такие показания нужны были имеющемуся делу. Раз в нём отказались от других сведений, в том числе от метеосводок, да и от описаний на месте трагедии, которые могли бы сказать о погоде, тоже. Кроме того, капитан милиции Чудинов 7 марта проводит ещё два допроса в районе Вижая в посёлке 100 квартал (ЛД №53 и 54). Да и в распределении протоколов допрос Попова не стоит на первом месте как самый ранний. Поэтому нет никаких сомнений, что данный протокол был составлен именно 6 марта.

           На первом месте среди протоколов допросов, стоит протокол допроса М.Т. Дряхлых, составленный В.И. Темпаловым 5 марта. В нём также присутствует заведомая ложность о погоде, описанная в предыдущей статье. Вкратце напомню. Дряхлых свидетельствовал, что был сильный ветер со снегом и были передуты дороги, для которых требовалась основательная расчистка бульдозерами. О самой расчистке он не пишет, зато далее пишет, что за ним приехала машина, и он уехал домой в Ивдель. Добавляет ещё, что когда он возвращался домой, 1 февраля, температура воздуха была ниже нуля, более 300. Хотя данные найденные В.Е. Буяновым, говорят о том, что на метеостанциях, которые он проезжал, температура отмечалась -4,90С. То есть явные несоответствия получаются между описаниями и реальностью.

           В обоих протоколах люди, их составляющие, делают ошибки, а по сути дела, ляпы, причём каждый допускает свою ошибку. Чудинов вместо марта записал в протоколе февраль, а Темпалов забыл указать свою фамилию, должность и звание указал, а фамилию забыл. Такие ошибки редко совершаются, а потому должна быть причина, их вызвавшая. Так как в обоих протоколах имеется заведомая ложность, надо полагать, она и стала причиной таких ошибок. И скорее всего, это связано с волнением. Есть, конечно, и другая версия, вместо волнения некий протест, но она менее правдоподобна. А вот волнение вполне реально. Ведь никто из четверых не был заинтересован в заведомой ложности, значит, действовали по заданию кого-то. Да и такие задания нечасто дают, может, раз в жизни, отсюда и волнение.

         Ещё интересный момент о погоде. Со всех ближайших метеостанций сейчас найдены данные, а с метеостанции в Чердыне нет, никому пока не удалось найти. Но вот, что записано в дневнике группы. ЛД №27: 30 января, погода вечером 260, ветер сильный, юго-западный. ЛД №28: 31 января, ветер западный, тёплый пронзительный, наст, голые места. Как известно, на Урале сильный ветер нередко приводит к резкой смене погоды, а иногда и существенным перепадам температуры. Поэтому не вызывает удивление 260, а потом тёплый ветер на следующий день. А с юго-запада, это как раз и значит, со стороны Чердыня, где метеостанция в то время уже была. Причём перепады температуры отмечались в дневнике группы и в другие дни. А в тот день, судя по фотографиям следов-столбиков и наста накануне, тепло пришло ещё и с сильным снегопадом. Ведь на голом насте следы-столбики никогда не образуются.

        Важный момент состоит ещё и в том, что трагедия началась, безусловно, ещё до того, как туристы легли спать. Ведь печку они не топили, об этом сказано в деле. А в нетопленном помещении, в условиях зимы Северного Урала, никто бы не стал ложиться спать без курток. А большинство погибших были найдены именно без курток. То есть начало трагедии приходится на 1 февраля, когда на всех метеостанциях в округе отмечалась по-зимнему тёплая погода.

         На этом странности в деле в эти дни не заканчиваются. 4 и 8 марта в Ивделе проводятся судебно-медицинские исследования трупов. Только вот заверяются они весьма странно. В.Д. Анкудинов мне сказал, что все акты экспертиз должны заверяться кроме подписей ещё и круглыми печатями организации, в которой работал эксперт, проводивший экспертизу или исследование, как это сделано в акте Чуркиной. Но что мы видим в реальности. В шапке первых четырёх исследований сказано, что они проводились судебно-медицинскими экспертами областного бюро судебно-медицинской экспертизы. Соответственно, и печать должна быть этого бюро. А на этих актах стоит печать судмедэкспертизы Североуральска. Да, Ю.И. Лаптев был оттуда, но в шапке говорится именно о бюро, да и подпись Лаптева стоит второй. А первой стоит подпись Б.А. Возрождённого, который был судмедэкспертом Свердловска и работал непосредственно в бюро. А на акте Слободина вообще стоит печать тюремной больницы, на территории которой проводилось исследование. Получается, что вместо печати самого бюро стоит печать маленького филиала. А больница вообще не имеет права ставить свои печати на такие документы, раз подобные исследования не входят в её компетенцию.

       Можно, конечно, сказать, что на актах стоит подпись самого прокурата области. Но что это меняет. Неужели подпись прокурора области может отменять процессуальные нормы. Или прокуроры области не обращали внимания, на какие печати ставят свою подпись, или были любители ставить левые печати на подпись прокурора области. А вот на майских протоколах, где нет подписи прокурора, нет и вообще ни одной печати. Хотя дело закрывала прокуратура области, которая вместе с бюро была в одном городе. А ведь акты экспертиз по закону составляются только в двух экземплярах, один для уголовного дела, второй для организации, которая проводила экспертизу. Что трудно было поставить печати? Ведь на своих экземплярах бюро всё равно печати поставило бы. И зачем надо было ставить первые попавшиеся под руку печати в обход процессуальных норм? Ведь и в экспертных организациях должны следить за правильностью заверения, и не принимать документы, с любыми, попавшимися под руку печатями, ведь эти документы должны храниться у них 25 лет. Если бы печати с собой не было, то можно было со всеми подписями привезти акты в бюро для заверения. А такие акты, которые есть в деле, в бюро, всё равно посчитали бы испорченными. Как бы они их предъявлять стали? Но ведь именно такие испорченные акты подшиты в уголовное дело.

         Но на этом их странность не заканчивается. В заключениях сказано, что подтверждением замерзания является заполнение сердца жидкой тёмной кровью. Но два судмедэксперта, Э.В. Туманов и Р.Т. Ахтариев подтвердили, что это признак совсем другой смерти, и крови такой никогда не бывает у трупов людей, погибших от замерзания. Об актах судебно-медицинского исследования мы подробно поговорим в следующей статье. А сейчас просто констатируем факт процессуальных нарушений, судебно-медицинских странностей, и то, что акты судебно-медицинского исследования нельзя считать оригиналами. Получается, это копии сомнительного происхождения.

Следующая часть >>